Ольга Бритикова: «В августе мы еще были как тот дурак, страху не знающий»

В организации сейчас, как рассказала Ольга Игоревна, 450 человек, работающих на предприятии, и 82 пенсионера-ветерана. Да, знавала первичка и лучшие времена. Но, как любит говорить Бритикова, если делать, то будет сделано: надо прилагать все усилия и продолжать во что бы то ни стало строить свободное гражданское общество.

Ольга Игоревна, прежде всего о Всебелорусском народном собрании: вам удалось туда делегировать кого-то из членов профсоюза?Научим ориентироваться в трендах
Нет.

А вы пытались это сделать?
И не пытались. Дело в том, что делегата от «Нафтана» быстро озвучило начальство. Его кандидатуру точно не выбирали на собрании трудовых коллективов. Это заместитель генерального директора по идеологии Сергей Иванович Евтушко, он же курировал предвыборную кампанию Лукашенко.

В каких условиях сейчас находится независимый профсоюз «Нафтана»? На вас сильно давят?
Конечно, члены нашего профсоюза испытывают давление внутри предприятия, которое оказывается с совершенно определенной целью – чтобы они из нашего профсоюза вышли.

Вас, кстати, пускают на предприятие?
Мы активно боремся за это. Но пока у нас нет возможности попасть ни на рабочие места, ни в заводоуправление – руководство «Нафтана» нас полностью игнорирует. А если мы и получаем ответы на свои заявления, то это унизительные отписки. С сентября мы, например, пытаемся создать комиссию по трудовым спорам, чтобы иметь возможность обжаловать действия нанимателя внутри предприятия, не обращаясь в суд. Но последнее письмо от администрации было сформулировано так: «Создание комиссии по трудовым спорам не представляется возможным». Точка. Без указания причин.

Члены независимого профсоюза подвергаются на предприятии наказаниям,
штрафам?
На «Нафтане» много стимулирующих надбавок – например, за профессиональное мастерство. Она устанавливается на год. Так вот многие члены независимого профсоюза в этом году были лишены этой надбавки. Хотя мастерство, как вы понимаете, у них никуда не делось.

Как вы оцениваете сейчас экономическое положение «Нафтана»?
Мы его всегда оцениваем как сложное.

Как сейчас, после увольнения с должности заведующей отдела, чувствуете себя лично вы? Ваша судьба мало того, что сделала крутой поворот, но, подозреваю, вооб- ще сильно усложнилась.
Усложнилась. Работа в профсоюзах – совершенно новый вид деятельности. Приходится быстро учиться. И еще, как я говорю, мы не привыкли жить в нелюбви, понимаете?

Не совсем, объясните.
Новополоцк – маленький город, мы по большому счету семья. Все конфликты в трудовом коллективе мы давно привыкли решать по-человечески. А сейчас они решаются руководством с точки зрения буквы и цифры, то есть сухо и отстраненно. За буквой и цифрой уже никто не хочет видеть человека. Но есть и оборотная сторона: у людей вдруг открылись глаза на своих непосредственных руководителей. Которым, впрочем, тоже сейчас сложно. Но каждый из них имеет возможность выбора: быть человеком и гражданином либо превратиться в букву и цифру.

Мне кажется, что вас поддерживает гораздо больше людей, чем номинальный состав независимого профсоюза «Нафтана».
Это не кажется, это так и есть на самом деле! Хотя немногие решаются действовать открыто, потому что видят, что члены независимого профсоюза стали объектами репрессий. А город маленький, рынок труда узкий. Мы это понимаем.

Но какие же мужественные люди ваши 450 членов профсоюза! И, главное, их все-таки не увольняют. Как вы это можете объяснить?
Попытки предпринимаются. Но уволить их не за что – они профессионалы. Хотя, понятно, что незаменимых нет, но сколько сил нужно потратить на подготовку нормального специалиста! Опыт ценится везде. Хотя людям и пытаются внушить, что их держат на работе только из жалости: «Я тебе дал зарплату, я тебе дал работу – поэтому молчи и терпи».

Какой средний возраст членов независимого профсоюза?

Возрастной состав разный. Но меня страшно радует, даже окрыляет, что у нас есть костяк рабочих, которым от 25 до 35 лет. Молодежь выросла и сформировалась уже в новое время, у них обостренное чувство справедливости, и я горжусь тем, что мы вместе, что я имею возможность стоять рядом с этими людьми, потому что они – наше будущее.

А что в городе? Вам в спину обидное слово никто не бросал?
Наоборот. Многие выражают слова поддержки. Либо – незнакомые люди – не реагируют никак. И еще я вижу, что люди мучаются от того, что не могут выступить открыто, по совести. А другой раз слышу: «Удивительно, но ты выглядишь отдохнувшей». А я понимаю, почему (хотя мой рабочий день длится теперь до позднего вечера). Потому что моя совесть чиста!

Вы всегда, Ольга Игоревна, были общественницей?
Нет, абсолютно. Я интроверт. Раньше, если был выбор, идти или не идти, общаться или не общаться, я всегда выбирала второе: не идти, не общаться.

И что же вас сформировало? Из какой вы семьи?
Мама у меня ветеран «Нафтана», всю жизнь проработала на предприятии. Отец, к сожалению, очень рано ушел из жизни, мне было всего полтора года. Так что сформировала меня мама. Она очень поддерживает меня и сейчас. Часто говорит: «Мы всю жизнь прожили на коленях». И мне удивительно, что очень пожилые люди возраста 78–80 лет стоят на стороне перемен. Я вижу, что выборы 2020 года объединили в одном порыве очень разных людей. Конечно, есть семьи, где разлад пошел по политическим причинам. Но большинство народа – в едином порыве.

А что говорят в городе про землячку Наталью Кочанову? Обсуждают ее выступления?
Она никогда не была предметом нашего интереса. Впрочем, до выборов, признаться, мы политикой мало интересовались. И теперь есть чувство вины, что мы проспали, что сами позволили много лет с собой так унизительно обращаться. Раньше как думали? «А, что там от меня зависит…» Инакомыслящие были в меньшинстве. Зато было много равнодушных, неактивных, которые не «за», но и не «против». А с лета 2020 года ситуация круто изменилась. Лично у меня впервые появилось ощущение, что за перемены голосует абсолютное большинство нашего общества. И это чувствовалось даже в наших маленьких городах Полоцке и Новополоцке. Как-то Виктор Дмитриевич Бабарико сказал, что нельзя сфальсифицировать большинство. И вот именно это ощущение и появилось летом: нас – большинство. И мы светлые люди! И вдруг такой каток беззакония…

Какие у вас надежды на будущее?
Я безудержный романтик с верой в людей. Почему-то в августе казалось, что сейчас мы громко и твердо заявим о своем возмущении – и власть нас услышит. Как я говорю: мы еще были как тот дурак, страху не знающий, – есть в моем лексиконе такая поговорка. Казалось, что достаточно четко донести свои требования – и власть к нам прислушается. Руководители «Нафтана» были тоже тогда растеряны. Нас было очень много, и что с нами делать, они не знали. А потом началось давление «на хлебушек» – на зарплату. А люди привыкли жить в условиях застойной стабильности: у них накопились долги – кредиты, рассрочки… Статус в конце концов. И это людей стало сдерживать от выступлений.

А из Вильнюса с вами никто не связывался?
Контакты периодически были. Но я плохо принимала указания и советы от Координационного совета. Многие вещи были преждевременны: например, объявление общенациональной забастовки 26 октября. Ее легко назначить тому, кто там, вдалеке, и не владеет четкой ситуацией на местах. Да, в обществе есть протестные настроения, и есть протестное движение. И это разный массив людей, разное их количество. Пока что у нас мало людей, которые готовы действовать. Поэтому, когда из Вильнюса, не зная четкой ситуации на местах, мне говорят, что мы должны сделать, я воспринимаю это тяжело. Хотя нам всем хочется перемен, и я с великим уважением отношусь к лидерам, которые сейчас работают в Вильнюсе, но многие вещи я не могу принять. И желания уехать у меня не было никогда. Тем более оторваться от предприятия… Это бы значило сдаться.

А вас не пытались вытолкнуть?
Боюсь сглазить. Наверное, все свободные ангелы прилетают и берегут меня. Но такова ситуация маленького городка. Знаете, я ведь была независимым наблюдателем на 20-м избирательном участке Новополоцка. В первый же день досрочного голосования меня с участка изгнали почти со скандалом. Приехала домой, припарковала машину во дворе и подумала: «У меня чистая совесть. Лучше я буду мести двор, чем наступать на голос собственной песне». И вдруг сказала себе, что весной при любых обстоятельствах посажу здесь кусты гортензии. Причем, я человек, у которого нет дачи, который в принципе ничего никогда не выращивал. Но вот такой порыв. И теперь разговариваю с вами и смотрю в окно как раз на то место, где в будущем будут расти мои цветы.